С многочисленных сохранившихся фотографий щурится маленький нескладный человек. Зрение он начал терять еще в школе. С тридцати лет уже регулярно лежал в психбольницах. Последние тридцать лет из своих 64-х Яковлев по меркам обычных людей был почти слепым. Книги, которые он очень любил, друзья читали ему вслух, сам он не мог. Даже собственную фамилию для подписи он долгое время перерисовывал с образца, чтоб выходило без ошибок. Ни мастерской, ни своей квартиры. Постоянно под опекой неравнодушных людей. Казалось бы, ну какой мог выйти художник из заведомого аутсайдера?

Но у судьбы были свои планы. Владимир Игоревич Яковлев (1934–1998) вошел в историю послевоенного искусства как выдающийся интуитивист и стал одним из символов «прекрасной эпохи». Советская интеллигенция, да и семьи многих работяг согревались его рисунками в самые серые и самые «компромиссные» времена. В какой-то момент рисунки Яковлева, как и портреты кисти Анатолия Зверева, стали своего рода «паролями» — сигналами «свой-чужой» в московских квартирах. И совершенно заслуженно именно гуашь с цветком украшает вторую обложку этапного двухтомника «Другое искусство. Москва 1956–1976».

Считается, что пламя таланта Яковлева разожгли искры легендарного фестиваля молодежи и студентов 1957 года. Спустя четыре года после смерти Сталина власти приоткрыли завесу тайны о том, чем жил свободный мир, а заодно показали ташизм и достижения абстрактного искусства. На большом эмоциональном порыве 20-летний ретушер фотографий из издательства «Искусство» взялся за кисть. К чему-то он пришел сам интуитивно, а что-то ему показали друзья-художники. Так, Валентин Воробьёв вспоминал, что вначале Яковлева учил Василий Ситников, тот самый «Фонарщик». Огромную работу по популяризации творчества Яковлева провел его друг, художник Михаил Гробман, в собрании которого было больше тысячи его работ. В середине 1960-х весть о самобытном таланте распространилась по Москве среди ценителей искусства. Многие узнавали о Яковлеве через квартирные выставки, которые устраивали у себя дома и в мастерских смелые коллекционеры и художники. А со временем появились важные групповые и даже персональные выставки. Работы Яковлева были в экспозиции в павильоне «Пчеловодство» на ВДНХ в 1975 году, потом регулярно выставлялись в залах горкома графиков на Малой Грузинской, 28. Ну а главная выставка Яковлева состоялась в Третьяковкой галерее в 1994 году. К счастью, еще при жизни.

Многие удивляются, как же Яковлев мог видеть и работать при 90% утраченном зрении? Конечно, Яковлев видел. Только видел по-своему, интуитивно, подстраиваясь под физические ограничения, боковым зрением. Более того, его способность восстанавливать общую картину в воображении была удивительной. Художник Владимир Янкилевский рассказывал мне, как Яковлев рассматривал его большую картину. Маленький человек несколько минут, уткнувшись, в упор, по сантиметру изучал исполинскую работу. Янкилевский стоял и думал, а как же он поймет общий замысел, если видел по фрагментам? А когда Яковлев закончил и они начали обсуждать, то это было поразительно — художник не просто запомнил картину во всех деталях, но и расшифровал ее идею получше иных зрячих.

Теперь о наследии и рыночной ситуации.

Первое и едва ли не главное для любого начинающего инвестора: без экспертизы Валерия Станиславовича Силаева покупать работы Владимира Игоревича Яковлева категорически нельзя. Что бы вам ни говорили. И бумага нужна именно Силаева. Другие подтверждения друзей и знакомых, музеев и даже официальные почерковедческие экспертизы не подойдут. Да, они могут пригодиться как дополнительная информация о происхождении работы (в какой коллекции была, при каких обстоятельствах куплена и пр.). Но в финале все равно нужна бумага с известной всему рынку прямоугольной печатью и уверенной подписью. И еще важно: если работа продается с устным подтверждением эксперта (это нормальная практика), то после покупки его рекомендуется незамедлительно оформить в письменное — экономить на этом неправильно.

В какие работы лучше вкладывать?

По опыту на ликвидность и инвестиционную привлекательность работ Яковлева влияют в первую очередь три фактора: (1) тема (сюжет) в сочетании с (2) ценным периодом и (3) техника. Именно в такой последовательности.

Больше всего ценятся работы, сделанные в период с конца 1950-х по 1970-е. Даже шире — вплоть до конца восьмидесятых. Это расцвет творчества художника. Когда и зрение было капельку лучше, и болезнь еще не обострилась до крайней степени, и родители были живы, и вдохновение посещало часто, и условия для творчества были устоявшиеся и условно комфортные. Почему не девяностые? В это время у Яковлева тоже были вдохновенные работы. Но с девяностыми годами в творчестве Яковлева сегодня непросто разобраться даже людям экспертного уровня знаний. В это время вокруг художника появились кружки, ученики, да и попросту «прислонившиеся» люди. И вышло так, что в некоторых работах 1990-х тяжело (да и не хочется) определять, какой процент рисунка сделан именно Яковлевым, а где уже другая рука. А были ситуации и похуже. Плохо видящему художнику могли подсунуть на подтверждение и на подпись сделанную «под Яковлева» работу. «Володя, помнишь, я тебя купил? Ты забыл подписать, подпиши». И тот по доброте душевной, не ожидая подвоха, подписывал. Словом, нет-нет, да попадаются работы с подлинной подтверждающей надписью Яковлева на обороте, с подлинной подписью, но не настоящие. Итог понятен. На девяностые годы экспертное заключение сегодня можно получить только на совсем уж «железобетонные» произведения с проверяемым провенансом.

Теперь по сюжетам и техникам в порядке убывания инвестиционной привлекательности:

1. Живопись с магистральными темами. Речь о таких сюжетах, как кошки с птицей в зубах (впечатление от работы Пикассо), портреты ветра (пуантилизм), цветы и некоторые другие. Каждый случай появления какой-нибудь яковлевской «Кошки с птицей», да еще и маслом — настоящее событие для рынка искусства и подлинная удача для коллекционеров. Такие масла могут стоить эквивалент 20 000 долларов, а порой и больше. Яковлев, напомним, редко работал маслом. Дома мешал запах растворителей, так что многие картины сделаны в чужих мастерских, в гостях. Его живопись в принципе редкость. 100% инвестиционный вариант.
    
2. «Нервная» графика. Речь о том, что называют «необычный Яковлев» — «некоммерческая» графика на непопулярные сюжеты. То есть не декоративный массовый цветок, не «мягкий» портрет, не пейзаж, а что-то экзотическое: птица, глаз, воображаемая невеста, какой-нибудь экзотический цветок. Казалось бы, «нервные» сюжеты менее ликвидны, их не все понимают, особенно новички. Потенциальная аудитория покупателей сужается. Но зато разбирающиеся люди готовы крепко биться за «нервные» работы и платить даже за графику серьезные деньги — 8 000–10 000 долларов. И по нашей практике реальный спрос на такие работы действительно превосходит спрос на «мягкие» сюжеты.
    
3. Графика на популярные сюжеты (цветы, пейзажи, натюрморты). Повышенным спросом она пользовалась всегда. Еще с 1960-х годов и у физиков, и у лириков считалась хорошим тоном держать дома на стене цветок Яковлева. А то и не один. В дневниках Михаила Гробмана можно даже прочитать, что стоили они в середине 1960-х около 15 рублей. То есть по нынешним деньгам 20 000 рублей по зарплатному паритету. Теперь же такие гуаши стоят 250 000–500 000 рублей. Именно такие работы пользуются массовым спросом. «Мягкие» темы высоколиквидны — привлекают как начинающих коллекционеров, так и просто покупателей хороших подарков.
    
4. Портреты. Портреты Яковлева — не совсем портреты в обычном понимании. Вплетенные в них кресты и искаженные лица — это все неспроста. Опытные люди, кто покупает, знают в этом толк. Но для массового покупателя это материал сложный, не декоративный. Раз на раз не приходится, но при прочих равных условиях портреты менее ликвидны. Стоят портретные яковлевские гуаши в районе 150 000–200 000 рублей. Иногда больше.
    
5. Больничные рисунки. Это, как правило, карандашная графика на небольших (меньше A4) листках из блокнотов или на альбомных и тетрадных листах. Больничными эти рисунки называют потому, что Яковлев обычно делал их в психоневрологических интернатах в период обострения душевной болезни. В этих учреждения условий для занятий живописью особых не было — что принесли, на том и рисуй, чтоб краска по сторонам не летела. Яковлев делал их в разных состояниях. В пачках из больниц встречаются и спокойные вдохновенные цветы, и абстракции, перемежающиеся с текстами — «выкриками». А бывает и сумбур. Так на одной из серий знакомый психиатр определил характерные признаки кататонии. Вообще больничных рисунков Яковлева сохранилось много — тысячи. При этом нельзя сказать, что их можно купить в любой момент. На рынке с ними то густо, то пусто. Но и не дефицит. Стоит такая графика недорого: 10 000–20 000 рублей за лист в розницу. Это материал для ценителей, для знатоков. Но не инвестиционный. К тому же и по ликвидности (по простоте и скорости продажи) они заметно уступают станковой графике, которую Яковлев делал дома и изредка в гостях.

Еще один момент. В обычных случаях соотношение в цене между живописью и графикой, то есть между картинами и рисунками, может достигать 5–7 раз. Да, при сопоставимом размере, качестве и пр. Но с Яковлевым, по моим наблюдениям, эта ценовая разница меньше. Его большие гуаши дешевле картин лишь в 2–3 раза. Живопись может стоить 20 000 долл., а особая эмоциональная гуашь — 10 000 долл., запросто. То есть разница существует, но она не гигантская.

Из основного, пожалуй, всё.

Но напоследок не грех повторить правило разумного распределения инвестиционного бюджета. Оно простое: качество важнее, чем количество. На отведенные для покупки картин деньги лучше купить что-то одно, но самое лучшее — с магистральной темой, ценного периода, да масло. Если есть 20 000 долл., то лучше дождаться, пока в поле зрения попадет крепкая живопись с подтвержденной подлинностью. Другими словами, одна картина «Кошка с птицей» однозначно лучше, чем 150 больничных рисунков.

Владимир Богданов, специалист по рынку искусства, аукцион ArtSale.info

Смотрите также видеообзор по инвестициям в произведения Владимира Яковлева на нашем YouTube-канале: