Аукцион ArtSale.info »

Лаконичный язык супрематизма и диалог с Малевичем — это фирменный творческий рецепт от одного из главных представителей второго авангарда. И уже с парижским шиком. С конца 1980‑х Штейнберг работал во Франции и сотрудничал со знаменитой галереей Клода Бернара. Наша работа, к слову, тоже оттуда. Композиция 2000 года участвовала в нескольких персональных выставках и опубликована в двух каталогах.

Картины Вячеслава Калинина часто автобиографичны. Это истории из детства и юности, воспоминания о приключениях в переулках Замоскворечья. Часто их герои — завсегдатаи пивных, разбитные подружки да друзья-художники. Сюжет картины «Приготовление к свадьбе», очевидно, тоже одно из таких воспоминаний послевоенной молодости, когда еще сохранялась традиция отмечать торжества всем двором.

Перед нами важная концептуальная музейного класса работа шестидесятника Владимира Янкилевского, представителя эпического экспрессионизма. Сразу обратите внимание, что по технике и материалам перед нами строго холст-масло. Это довольно большая редкость для этого периода. В девяностые Янкилевский чаще создавал сложные композиции с экспериментальными сочетаниями картона, бумаги, коллажа, пастели. А в этот раз программная авангардная тема решена классическими техническими средствами.

Перед нами метафорическая история советского искусства от нонконформиста Боруха Штейнберга. Схема — генеалогическое древо — допускает трактовки. В нем три прародителя, три поворота, три истока. Первый — реалистическая школа, символом которой является фигуративный пейзаж. Второй — неискренняя притворная составляющая, символом которой стала китчевая фотография, из тех, что продавали на толкучках. И, наконец, провозвестник нового — супрематизм, русский авангард, из «шинели» которого вышло послевоенное советское неофициальное искусство.

Для Яковлева цветы были исповедальной темой. Его цветы — это скорее портреты людей в образе растений. Цветы у Яковлева бывают грустными и меланхоличными, бывают агрессивными, иногда выступают группами, но чаще бывают одинокими. Сегодня перед нами самый что ни на есть классический сюжет: одинокий белый цветок на большом поле. Одна из тех работ, что в одиночку способны закрыть большую тему в частном собрании.

Перед нами образцовый коллекционный Целков. Музейный размер — больше метра — это раз. Романтический, мягкий сюжет — это два. Здесь нет ни колюще-режущих предметов, ни каких‑то нескромных поз. Такой Целков —картина мечты для любого устроителя выставок. Все ласково: стол, груши, внимательный персонаж. И провенанс идеальный — из семьи.

Перед нами не просто топ‑лот, а шедевр национального значения. Вот прямо так. «Обнаженная» — не просто сказочной красоты вещь, но еще и большая редкость. По воспоминаниям Галины Рафаиловны Азарх, ученицы и библиографа Владимира Вейсберга, художник лишь дважды писал стоящих обнаженных. То есть перед нами одна из всего двух в принципе существующих живописных работ с такой композицией.

Искусствоведы относят 1991 год к периоду «психоделического колорита» и «трансцендентного свечения». А мы по‑простому называем его «сине-зеленым». В последние пятнадцать лет своего творчества Свешников применяет особую мозаичную сетчатую технику письма. Его сюжеты собираются словно из роя ячеек, заполненных оттенками синего и зеленого. Издалека это напоминает дивизионизм, легко спутать. Но, если приглядеться, то это лишь иллюзия.

Перед нами романтический период в творчестве Харитонова — особо ценный! Пройдет несколько лет, и его пейзажи заселят ангелы, богомольцы, странники. А пока мир Харитонова — это галантные дамы, пажи, средневековые замки, сказочные сцены.

Во‑первых, шестидесятые годы. Во‑вторых, холст, а не картон. В‑третьих, есть история музейных выставок и публикации в каталогах. Впрочем, так начинать не совсем правильно. В первую очередь, перед нами все‑таки исключительной красоты вещь, да еще и в довольно редкой для Вулоха синей гамме. Идеальный коллекционный вариант.