«Русский Моранди» Вейсберг о своем месте в искусстве отвечал так: «Общего у меня с современниками — только стена». Он был членом МОСХа, дружил и выставлялся с шестидесятниками, но при этом оставался внутренним затворником. Да и не только внутренним. Его святая святых была комната в коммуналке на Арбате со стенами, выкрашенными в белый цвет. Там он изобретал свое «белое на белом», работал до душевного и физического изнеможения.
Тонкий, прозрачный, лессированный, с эффектом сфумато «американский» Василий Ситников. На торгах мы чаще видим картины доэмиграционного периода. Но на этом примере легко заметить, что в США манеру Ситников радикально не менял. Появились новые материалы, краски, холсты, но самобытные новаторские приемы сохранились. Да и темы остались прежними.
Одна из редких композиций Немухина без карт. В близком кругу художник мог бросить фразу, что когда его будут хоронить, то за ним будет идти стадо слонов. Впрочем, говорил Немухин это не без удовольствия. Тема была просто нарасхват. Один слон, второй, ну третий… Но коллекционеры не переставали просить: «Владимир Николаевич, сделайте нам тоже слона!» Немухин ворчал, но делал. Тем не менее слоны всегда были в дефиците.
1962 год в творчестве Краснопевцева — это уже не переходный период, а начало особо ценного, когда он прочно взял курс в сторону колористического лаконизма — практически на гризайль. Эффектная подписная работа размером почти полметра по большей стороне происходит из собрания художника и барда Евгения Бачурина, с которым был дружен Краснопевцев. Последние тридцать лет Краснопевцев входит в топ, а может, и возглавляет список самых востребованных и дорогих художников неофициального искусства.
Перед нами подписной и датированный камерный Краснопевцев начала особо ценного периода. Это его фирменный «сюжетный» натюрморт со своей зашифрованной драматургией. А тот, кто знает, что кувшины и предметы Краснопевцева — это зачастую «заколдованные» одушевленные персонажи, тому будет вдвойне интересно подбирать ключ к мизансцене.
«Какой удивительный зимний Беленок!» — воскликнул один из коллекционеров, когда увидел картину в нашем офисе. Да, оптимистичный светлый Беленок считается редкостью. Еще большей редкостью считается использование женских образов. А уж тем более моделей в зазывных позах.
Масло у Яковлева — уже само по себе редкость. Художник жил в таких условиях, что редко получалось работать пахучими материалами. А в этой картине сошлось вообще всё: и живописная техника, и ценная пуантель (в стиле «портрета ветра»), и его главный образ цветка. Причем, если обычно цветы Яковлева — это спокойный сплав одиночества и беззащитности, то в нашем случае баланс сильно смещен в сторону экспрессивной мятежности. Безусловный музейный уровень!
Перед нами классический «рубежный» Краснопевцев. 1960 год. Коллекционеры ценят этот период за спокойный колорит, геометрическую выверенность композиции, лаконизм живописной подачи. Ну, и главное, конечно, за невероятную атмосферу покоя и гармонии, свойственную медитативным натюрмортам мастера. Примерно через год Краснопевцев еще сильнее сузит цветовую гамму своих натюрмортов и заметно поменяет манеру.
Странные кривые железяки, уложенные художником, не обманут никого, кто учился в музыкальной школе. Да, слева — явно фрагмент басового ключа, а справа — форма ключа скрипичного. О природе появления музыкального шифра в натюрморте Краснопевцева у нас есть свои догадки. Известно, что именно в это время — на рубеже 1950–60‑х годов — Дмитрий Краснопевцев познакомился с легендарным пианистом Святославом Рихтером.
Перед нами редкость — Харитонов особо ценного романтического периода, до своего долгого бисерного религиозного цикла. Эта работа много лет находилась в собрании французского дипломата Кирилла Махрова, который служил торговым атташе в посольстве в Москве. Вместе с женой Галиной они собрали коллекцию шестидесятников исключительного качества — возможно, лучшую из всех.