Покосившиеся деревянные домишки, отражающиеся в луже в образе церквей — это один из самых известных философских сюжетов в творчестве Рабина. Он придумал его не позднее 1966 года, а может, даже еще раньше. В любом случае сюжет оказался настолько глубоким и образным, что коллекционеры и устроители выставок много раз просили его повторить. И Рабин повторял, не раз и не два. И в живописи, и в графике, и даже в линогравюре. Наш пейзаж маслом написан в 1974 году — в год исторической Бульдозерной выставки. Рабин менял антураж, детали, но основная конструкция оставалась прежней: изба — лужа — храм.
Эту работу можно было и не подписывать — «русский Босх» определяется за версту. Но в этот раз художник сделал даже две подписи: сверху нарисовал вензели «Л П», а внизу слева — «Лёня Пурыгин Гениальный из Нары». Космодивадивная — один из мифических женских персонажей-покровительниц, наряду с Голубой Женщиной и знаменитой Пипой Пурыгинской. Только Пипа чаще бывает настроена недружелюбно. А Космодивадивная — это чистый ангел, да еще и с крыльями. На руках она держит самого художника — хранит и защищает от полчищ врагов.
Портрет выполнен в редкой и особо ценной дивизионистской манере — в духе «портретов ветра» Яковлева. Вещь вдохновенная, прочувствованная, с неизменным цветком в руках. По сути, это были последние лучи перед долгими темными временами в судьбе художника. После 1979 года его психическое здоровье сильно ухудшилось. Зрение падало. Работать становилось все тяжелее…
Краснопевцев — художник вне эпохи. Его искусство в какой-то части — это переосмысление жанра ванитас. Излюбленные камни, причудливые сухие ветки, раковины, разбитые кувшины — все это символы вечности и бренности этого мира. Второй акцент, который ставил Краснопевцев в натюрмортах — это поиски гармонии, выстраивание равновесия без симметрии. Но есть еще и третий смысловой уровень, совсем знаточеский. Натюрморты Краснопевцева часто бывают сюжетными и автобиографичными.
Классический — «белое на белом» — Вейсберг особо ценного периода. 1974 год. Работа имеет не просто безупречный, но и красивый провенанс. Она долгие годы находилась в собрании оперной певицы Галины Вишневской и виолончелиста Мстислава Ростроповича. В 2018 году ее продали на Сотбисе в ходе тематического аукциона «Коллекция Ростроповича-Вишневской». В аукционном провенансе отмечено, что работа опубликована в каталоге персональной выставки 1994 года в ГТГ.
Метровая картина «Чудо Георгия о змии» — живопись особо ценного периода в творчестве Зверева. В ней фигуративная основа виртуозно сочетается с супрематической геометрией. Картина безусловно музейного значения и уж точно претендует на то, чтобы стать центральной вещью в серьезном собрании шестидесятников.
Издалека эта работа выглядит как народная икона в расписном киоте. В определенном смысле автор так и задумывал. Но на самом деле это холст под стеклом, обрамленный в авторский деревянный «наличник», который тоже расписан и является частью композиции. Картина называется «Голубая женщина. В космос к любви и беременности». Над смыслами сильно гадать не придется. Леонид Пурыгин оставил текст в нижней части киота.
Картины Вячеслава Калинина часто автобиографичны. Это истории из детства и юности, воспоминания о приключениях в переулках Замоскворечья. Часто их герои — завсегдатаи пивных, разбитные подружки да друзья-художники. Сюжет картины «Приготовление к свадьбе», очевидно, тоже одно из таких воспоминаний послевоенной молодости, когда еще сохранялась традиция отмечать торжества всем двором.
Перед нами метафорическая история советского искусства от нонконформиста Боруха Штейнберга. Схема — генеалогическое древо — допускает трактовки. В нем три прародителя, три поворота, три истока. Первый — реалистическая школа, символом которой является фигуративный пейзаж. Второй — неискренняя притворная составляющая, символом которой стала китчевая фотография, из тех, что продавали на толкучках. И, наконец, провозвестник нового — супрематизм, русский авангард, из «шинели» которого вышло послевоенное советское неофициальное искусство.
Для Яковлева цветы были исповедальной темой. Его цветы — это скорее портреты людей в образе растений. Цветы у Яковлева бывают грустными и меланхоличными, бывают агрессивными, иногда выступают группами, но чаще бывают одинокими. Сегодня перед нами самый что ни на есть классический сюжет: одинокий белый цветок на большом поле. Одна из тех работ, что в одиночку способны закрыть большую тему в частном собрании.