НАИВНОЕ ИСКУССТВО

ЛЕОНОВ Павел Петрович (1920- 2011) Воскресенье — день веселья, песни слышатся кругом. 1990-е. Мешковина, масло. 145,5 × 129

Человек, повидавший жизнь, фронтовик, сиделец, скиталец. Уже и годы давали знать. Казалось бы, сиди на солнышке, грейся. А этот — нет. На старости лет Павел Леонов вновь берется за кисть. Пробовал и раньше, но прекратил — боялся ареста за нетрудовые доходы. И тут оказывается, что его истинным призванием было искусство. Так бывает, что люди рождаются художниками. В смысле — им и учиться много не нужно, даже вредно. Достаточно где-то подсказать, подправить, объяснить. Так было у Яковлева с Ситниковым. И так было у Леонова с Рогинским. Выдающийся шестидесятник Михаил Рогинский был его учителем по переписке в Заочном народном университете искусств им. Крупской (который существует до сих пор).

Сегодня Павел Леонов — одна из главных фигур в русском наивном искусстве. Один из самых дорогих художников этого направления. И один из немногих, вписанных в рынок — за которыми охотятся коллекционеры и про которых не нужно ничего объяснять. Но это сейчас. А тридцать лет назад Леонов писал в обстановке абсолютного общественного непонимания. Деревенские над ним смеялись. Дескать, рисует неправильно. Выдумывает. Рассказывает небылицы. Дрянь, а не картины. Ничего не похоже. Ну где это видано, чтобы в деревне стояли парковые фонтаны? А откуда такие красивые дворцы и широкие асфальтированные дороги? А почему зайцы и лоси не того цвета? Где правда жизни? Возьми, горе-художник, хоть книжку про охотоведение почитай!

А ему все нипочем. Гнет свою линию. Растянет себе холст на улице и давай шуровать краской. Три-пять дней — и на картине рождается новый мир. В котором все устроено разумно, царит доброта, и на душе у людей всегда праздник. Да, там нет разбитых дорог, покосившихся изб и туалетов на улице. Зачем? Леонов считал, что нужно жизнь писать не ту, что есть, а ту, к которой нужно стремиться. Он всерьез думал, что его картины подскажут нерадивым архитекторам и конструкторам, как все должно быть устроено. А то ж они просто не знают, что деревне положен дворец, трамвай и дороги с потоками машин. Он желал людям достатка и праздника. Хватит, настрадались. А люди лишь посмеивались над дедом-чудаком.

Чудо, что Леонов обратился в заочный институт. Чудо, что его заметили. Чудо, что за него взялись искусствоведы-подвижники. Что Ксения Богемская помогла вписать его имя в обойму наивного искусства музейного значения. Чудо, что работы Леонова стали предметами престижного коллекционирования. А ведь сколько таких чудес не произошло. Сколько самобытных художников было забыто. Помните фильм «Серафим Полубес и другие жители Земли» с Родионом Нахапетовым в главной роли? Там работы Павла Леонов служат реквизитом — для визуального ряда в сцене с мастерской самобытного художника. А вместе с ними — картины Ивана Селиванова, «кемеровского Пиросмани». Это тоже было открытие, тоже через ЗНУИ, но судьбы сложились ой как по-разному. В аукционную обойму Селиванов не вошел, а имя сегодня известно преимущественно специалистам. А работы Леонова — хиты наших аукционов, за них борются коллеционеры, и 500 000 рублей за них не предел.

ШЕСТИДЕСЯТНИКИ

ВЕЧТОМОВ Николай Евгеньевич (1923–2007) Встреча. 1994. Оргалит, масло. 48 × 33,5

Вечтомов высшего разбора. Феноменальное качество исполнения, многодельная, сложная, старательная живопись с самым ценным сюжетом. Встреча с биоморфными структурами. Вещь классная и что называется незасмотренная — она не была на аукционах, не предлагалась в галереях. Эта картина много лет хранилась в мастерской художника, с которым дружил Николай Евгеньевич. И выставляется впервые.

Вечтомов — художник лианозовской группы, представитель биоморфного космизма. Его работы сегодня являются хитами аукционных торгов.

ЛЕВИЦКАЯ Татьяна Евгеньевна (1944) Дом у речки. 1994. Холст, нитроэмаль. 80 × 100

Татьяна Левицкая — шестидесятница, художник неофициального искусства, участница Бульдозерной выставки, «Дома культуры» на ВДНХ, вдова бескомпромиссного Боруха Штейнберга (стоявшего в оппозиции не только к власти, но и к «договороспособному» крылу андеграунда). А еще она блестящая рассказчица. От историй этой красивой артистичной женщины невозможно оторваться. Для нас она стала не просто свидетелем событий, но и разрушительницей многих мифов, которые мы создали о тех временах. В частности, вопрос о том, почему иностранцы с такой симпатией относились к неофициальным художникам и стремились к общению. Причин много, но об одной мы никогда бы не догадались. Оказывается, в 1970-е вокруг иностранцев была создана такая атмосфера, что простому советскому человека даже разговаривать с ними могло быть чревато. Доносы, слежка. Многие реально поплатились работой за какое-то несанкционированное общение. Людей увольняли. И это был еще не самый плохой вариант. А независимые художники не боялись. Уволить их было неоткуда. И западные корреспонденты и дипломаты чувствовали, что с ними говорят откровенно, не озираясь. И ценили это.

Характерные импровизационные нитроэмали Левицкой — это ее случайное изобретение, производственная удача. Вдохновение пришло от необычного материала. Однажды при оформление модельной витрины художница увидела банки со странной пахучей краской. Это оказалась автомобильная нитрокраска. Левицкая попросила отлить ей немножко. Попробовала рисовать. И обратила внимание, что ею можно работать практически без кисти — настолько предсказуемо ложились струйки эмали на холст, если просто лить ее из банки. Иногда подтеки сами наталкивали на сюжет, надо было только следовать за краской. Так и появились «нитры» Левицкой, ее импровизации. И одна из них — сегодня на наших торгах.

МЕЛАМИД Александр Данилович (1945) Собачий поводок. 1968. Холст на картоне, масло. 35 × 50

Да, тот самый. Впервые на наших торгах. Участник знаменитого дуэта Комар-Меламид — главных фигур соц-арта, закоперщиков Бульдозерной выставки и покупателей души Энди Уорхола (американский художник продал им ее в ходе перфоманса «Скупка душ»). Увы, веселый дуэт уже распался, с 2003 года художники работают раздельно. А перед нами еще 1968 год — ранний Меламид. Экспрессионистский натюрморт с собачьим поводком. Вещь, казалось бы, простая, но, если задуматься, глубоко философская.

ЗВЕРЕВ Анатолий Тимофеевич (1931–1986) Портрет Инны Костаки. 1960. Бумага, акварель, темпера, присыпки. 58 × 41

Инна Георгиевна Костаки-Дымова — дочь Георгия Дионисовича Костаки — человека, спасшего русский авангард, и одного из первооткрывателей неофициального послевоенного искусства. Костаки — один из первых людей, кто разглядел потенциал русского подполья и, можно сказать, ввел моду на неофициальное искусство в кругах советской интеллигенции. Зверев был его любимцем — «Толечкой». Костаки удалось собрать выдающийся пласт работ русского экспрессиониста — работы самого ценного периода, 1950–1970-х годов. Портрет Инны написан в 1960-м. Он знаточеский, личный. Но в нем в полной мере реализована яростная зверевская ташистская манера, которая так ценится коллекционерами. Работа сопровождается экспертным заключением Валерия Силаева.

РУССКОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ

МАНЕВИЧ Абрам Аншелевич (1881–1942) Зимний пейзаж. 1910-е. Картон, масло. 22,2 × 29,3

1910-е — это еще доэмиграционный период. Абрам Маневич окончательно уехал в Штаты в 1922-м, вскоре после того, как на Украине убили его сына — активиста-комсомольца. Маневич уезжал уже состоявшимся художником. Ранее он много путешествовал и выставлялся в Европе — в Мюнхене и Париже, где имел успех у публики и признание у критиков. Большую рецензию на его выставку написал Луначарский, который с явной симпатией относился к картинам Маневича. В США Маневич стал известным художником-модернистом. Говорят, что в Америке почитателем его творчества был знаменитый Альберт Эйнштейн. Работа подписная. Подлинность картины подтверждается экспертизой Юлии Рыбаковой.