ШЕДЕВРЫ

ЯКОВЛЕВ Владимир Игоревич (1934–1998) Белый цветок. 1960-е. Бумага, гуашь. 30 × 40

Владимир Яковлев — не самый дорогой художник в обойме шестидесятников. Есть гораздо дороже. Но это феномен. «Инопланетянин в человеческом образе», — как сказал его друг, художник Валентин Воробьёв. То, что с ним произошло, — это торжество высшего предназначения. Ничто ведь не предвещало. С детства болели глаза. Школу не закончил. Пристроили ретушером в издательство «Искусство». Но тут грянула оттепель. 1957 год. Фестиваль. Походы на выставки с Василием Ситниковым. И внезапный эмоциональный прорыв: «Хочу быть художником!» Уроков много не понадобилось. Базовые навыки дал Ситников. А дальше учить Яковлева рисовать было не нужно. Все шло изнутри. Пройдет год, и по Москве прокатится слух о необычном художнике. Одновременно тихом и мощном. Друзья будут организовывать квартирные выставки, резать стекла, паспарту, оклеивать изолентой. Рисунки начнут расходиться по частным собраниям. Цветки станут опознавательными знаками «свой-чужой» в квартирах московской интеллигенции. А Яковлев… В конце 1950-х он все жил в коммуналке в бараке на Тихвинской улице. Его рисунками нередко топили печку. Это потом уже семья переехала на Ленинский проспект. Но все равно. Маслом писать было нельзя — мешал запах. То есть живопись — это у друзей, в чужих мастерских. А дома — только гуаши.

Михаил Гробман как-то сказал, что рисунки Яковлева — это не украшение стены, а собеседник и член семьи. Это очень точно. Его цветы — это не части натюрмортов, а персонажи. Природа их энергетики — это сложный сплав одиночества и беззащитности. Но на выходе — невероятно трогательные эмоции.

А перед нами один из лучших яковлевских цветков. Это отмечали все разбирающиеся коллекционеры, кто видел эту гуашь живьем. Обратите внимание, что цветок не подписан. Для Яковлева в 1960-х это было совершенно нормально. Художник не любил писать, нервничал, когда его просили поставить подпись. Убегал, прятался. Говорил, что не помнит, как писать фамилию — через «о» или через «а». Сохранилось предание, что подписи свои он поначалу перерисовывал с бумажки-образца. Отсутствие подписи на работе 1960-х годов абсолютно аутентично.

Провенанс — коллекция Георгия Дионисовича Костаки. По заключению эксперта Валерия Станиславовича Силаева, «Белый цветок» является памятником московского неофициального искусства 1950–1960-х годов и имеет музейное значение.

ШЕСТИДЕСЯТНИКИ и СЕМИДЕСЯТНИКИ

КУПЕР Юрий Леонидович (1940) Диван. Пенокартон, авторская техника. 133 × 142

Перед нами — меланхолический реализм художника и поэта Юрия Купера. Это не старый диван-канапе. Это гимн благородству старых вещей, застывших в безвременье. Как говорил художник: «От многолетних человеческих прикосновений все предметы становятся благородными, их даже не надо натирать воском!»

Сегодня мы знаем и ценим Купера именно такого — предметного, поэтического, художника сфумато. Так было не всегда. Он уехал из СССР в 1972 году, когда в Стране Советов был период увлечения постсюрреализмом. Купер тоже его разделял. Но однажды его работы увидел фотограф Джон Стюарт, и сказал: «Послушай, ты тонкий художник, а занимаешься какой-то ерундой. Чего просто не пишешь реальность? Те предметы, которые тебя окружают». Купера как молнией ударило. Он начал писать свою мастерскую, инструменты, кисти, предметы интерьера. Был такой поворот. И с тех пор он не менялся. Купер не стал экспериментировать и шарахаться в модные направления. Его стихия — это мир Леонардо, Фра Анжелико, Тициана. Сегодня он остается одним из редких успешных современных художников, работающих с инструментарием классической школы.

СИТНИКОВ Александр Григорьевич (1945) Петух пропел. 1991. Холст, масло, ассамбляж. 92 × 97

Александр Ситников — московский художник-семидесятник. Представитель наивно-иронического лиризма, как он сам называет свое направление. Среди его любимых сюжетов — конструкции, построенные на мифологии, легендах, исторических аллюзиях. С погружением в подсознание. Художник любит сложные трактовки. И вот пример. Картина называется «Петух пропел». Девушка и петух. Что это? Пасторальная сцена? Звуки деревни? А может, аллюзия на античный сюжет «Леда и лебедь» — когда Зевс в образе птицы приходит к жене спартанского царя? Все непросто.

Работа сложная, многодельная. Живопись с элементами коллажа выполнена на высочайшем техническом уровне, что всегда свойственно Ситникову. 1991 год — расцвет творчества. Три года назад, в 1988-м, его картины продавались на первом и единственном «Сотбисе» в Москве. А ценовой пик пришелся на 2007–2008 гг., когда на международных аукционах его картины продавались за 50–60 тыс. долларов. Сегодня картины Ситникова представлены в собраниях Государственной Третьяковской галереи в Москве, Государственного Русского музея в Санкт-Петербурге, Московского музея современного искусства и многих региональных музеев, в Музее Циммерли в США.

ВУЛОХ Игорь Александрович (1938–2012) Реставрация. 1975. Картон, масло. 49 × 69

Абстракции Игоря Вулоха 1960–1970 годов довольно часто опираются на фигуративную основу. Например, за абстрактным пейзажем, как правило, виден реальный пейзаж и так далее. Но эта вещь еще сильнее выбивается из ряда. Она почти полностью фигуративна. Видны развалины какого-то исторического здания. Камни, плиты. И название тоже вполне все объясняющее — «Реставрация».

Вулох — шестидесятник, художник из обоймы неофициального искусства. Эстетический нонконформист. Он учился во ВГИКе, пока его не отчислили за профнепригодность в 1961 году в наказание за несогласованную с властями выставку. Вулох должен был сниматься у своего друга Василия Шукшина в фильме про Разина «Я пришел дать вам волю». Фильм закрыли в 1974 году, в тот же год Шукшин умер. Сегодня работы Вулоха находятся в собраниях главных музеев страны и важных частных собраниях, включая коллекции Семенихиных, Алшибаи, Курцера и др.

ГРИГОРЬЕВ Александр Ефимович (1949) Взгляд. Маска. 1980-е. Бумага, оргалит, гуашь. 60 × 40 (каждая)

Логический диптих — две работы одинакового размера. И обе на кинетическом «движке».

Александр Ефимович Григорьев присоединился к группе «Движение» в 1967 году. Он тогда был молодым сотрудником НИИ экспериментального архитектурного проектирования. Вскоре он начал делать собственную абстрактно-геометрическую живопись.

В группу «Движение» под руководством Льва Нусберга в те годы входили Вячеслав Колейчук и Франциско Инфанте. Молодые, дерзкие художники провозгласили себя идейными наследниками Татлина и Колдера. В конце 1960-х — начале 1970-х своим выходками они наводили ужас на академическое болото и лауреатов сталинских премий. Порой приходилось вмешиваться лично Фурцевой. Но история встала на их сторону. Кинетисты сегодня считаются ярким новаторским явлением в послевоенном искусстве. А выставки мастеров кинетизма проводят лучшие музеи страны. Итак, Александр Григорьев. «Маска» и «Взгляд». Кинетический диптих. Отличный выбор для коллекции.

ВЕЧТОМОВ Николай Евгеньевич (1923–2007) Система. 1980. Бумага, гуашь. 54,5 × 65

Николай Вечтомов — участник «Лианозовской группы», соратник Оскара Рабина и Владимира Немухина. Его самобытный стиль как только не называют: биоморфный сюрреализм, декоративный космизм, лирический экспрессионизм, игра безнатурных структур и форм в пространстве, символический абстракционизм.

На самом деле известно, что его инопланетные пейзажи появились в результате земного и весьма травматичного опыта. Это воспоминания о всполохах взрывов на войне. Со временем они сублимировались в художественные образы. В сложные инопланетные структуры. И вот перед нами ярчайший пример такого инопланетного биоморфного Вечтомова. Авторская подпись — на лицевой стороне. На обороте есть также подпись, название и дата.