РУССКОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ

БУРЛЮК Давид Давидович (1882–1967) Букет у моря. 1950–60‑е. Холст, масло. 51 × 33

Букеты у моря — вероятно, самый узнаваемый и самый популярный в среде коллекционеров сюжет Бурлюка в его американском периоде. Как суперслон у Немухина. Его хотели все. Соперничать по востребованности с цветами у моря могут, пожалуй, лишь неопримитивистские крестьянские сцены — с бабами, коровами да избами.

«Додичка», как звал своего друга Владимир Маяковский, вошел в историю как отец русского футуризма. В молодости он был бунтарем, организатором акций футуристов. Бурлюк раздавал пощечины общественному вкусу налево и направо. Это именно он придумал раскрашивать красками лица, вставлять ложки в петлицы пиджаков и всячески шокировать обывателей экстравагантными выходками. Футуристы жаждали радикальных перемен. Грезили революцией. Но всего через несколько лет после октября 1917-го Бурлюк эмигрировал. Его работ русского периода в продаже практически не бывает. Почти все, что мы видим на рынке — это работы, созданные в Америке и в путешествиях по Европе.

ШЕСТИДЕСЯТНИКИ

ЗВЕРЕВ Анатолий Тимофеевич (1931–1986) Девушка с черными волосами. 1960. Картон, масло, процарапывание. 60 × 40

1960-й год — ценнейший «костакиевский» период Зверева. Его рука легка. Техника виртуозна. А страсть к экспериментам — на самом пике. Именно поэтому за такими работами пристально следят коллекционеры и поклонники творчества. Подлинность картины «Толички» (как по-отечески звал его Костаки) подтверждена экспертным заключением Валерия Силаева.

ЯКОВЛЕВ Владимир Игоревич (1934–1998) Красный цветок. Конец 1960‑х — 1970‑е. Бумага, гуашь. 83 × 59

Яковлевские сюжеты правильнее называть даже не цветами, а портретами цветов — настолько они у него существа одушевленные. Образы цветов для Яковлева — это такое же «альтер эго», как Дон Кихоты в творчестве его друга Зверева.

Рубеж 1960–70-х — особо ценный период, пик формы художника. В это время информация о необычном таланте начала распространяться по Москве из уст в уста. И вскоре трогательные цветы самобытного художника стали появляться в квартирах представителей московской интеллигенции — врачей, ученых, писателей и поэтов.

ВУЛОХ Игорь Александрович (1938–2012) Пейзаж. Сумерки. 1980. Картон, масло. 51 × 36

После скандала с несогласованной выставкой в Тарусе (1961), куда неожиданно приехали иностранцы, Вулох отказывается от активистского пути. Он больше не участвовал ни в каких резонансных «политических» выставках: ни в Бульдозерной, ни в «Пчеловодстве», ни в других. Его нонконформизм становится эстетическим. Вулох был членом Союза художников, регулярно участвовал в официальных выставках на Кузнецком мосту, работал на худкомбинате. Но параллельно у него была работа для души и другая жизнь в общении с Костаки, Зверевым, Яковлевым, Геннадием Айги. В 2020-е творчество Вулоха пережило суть второе открытие. Новое поколение коллекционеров по достоинству оценило скандинавскую строгость его пейзажей и лаконизм медитативной абстракции.

СЕМИДЕСЯТНИКИ

БОРДАЧЁВ Сергей Михайлович (1948) Композиция с гитарой. 2012. Дерево, масло, ассамбляж. 73 × 58

Бордачёв — это живой памятник неофициального искусства. По легенде, талант художника открыл в нем легендарный Анатолий Зверев. И уже через несколько лет талантливый самоучка стоял на пустыре в Беляево в компании соратников по Бульдозерной выставке. До появления Горкома графиков на Малой Грузинской Бордачёв выставлялся только на квартирных выставках. А после 1977 года Горком стал его вторым домом. В оазисе неофициального искусства Бордачёв выставлялся со Зверевым, Казариным, другими художниками группы «21».