корона

КАТАСТРОФИЗМ В ИСКУССТВЕ

ГИНТОВТ Алексей Юрьевич (1965) Предрассветное I. 2020. Холст, авторская техника. 100 × 100

БЕЛЕНОК Пётр Иванович (1938–1991) Три аномалии. 1974. Бумага, тушь, коллаж. 63 × 49 (в свету)

Эти работы разделяет 46 лет. Одна написана при Брежневе в 1974 году, в год Бульдозерной выставки и выдворения из СССР Солженицына после разоблачения антисоветской кампании буржуазной пропаганды в связи с выходом книги Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ».

А вторая картина написана при Путине в 2020 году. Тут все еще свежо в памяти. Он останется в истории как год «обнуления» президентских сроков, коронавирусных локдаунов и «антироссийской кампании буржуазной пропаганды» после покушения на Навального.

И общество, как и 46 лет назад, по-прежнему разделено. Что тогда для одних «застой», для других «развитой социализм». Что сейчас для одних «безвременье», для других «суверенная демократия».

Что объединяет «панический реализм» Беленка и «предрассветное» Гинтовта? Конечно, та самая тяжелая гнетущая атмосфера, природу которой страшно было сформулировать. Предчувствие вселенской катастрофы. И очень ценное точное попадание в свое время.

Ведь по картине Гинтовта можно просто безошибочно понять, что написана она в 2020 году. В эпоху коронавируса. Да, мы специально узнавали. Пятна-шипы на одной из двух лун — это не случайность, а метафора. А вообще, как оказалось, сюжет работы вдохновлен фильмом «Меланхолия» Ларса фон Триера, где сюжет разворачивается на фоне приближения одноименной планеты. И это предчувствие апокалипсиса, атмосфера надвигающейся катастрофы — неслучайно в наши дни становится одной из стержневых тем в искусстве.

 

 

ШЕСТИДЕСЯТНИКИ

ЗВЕРЕВ Анатолий Тимофеевич (1931–1986) Портрет Инны. 1984. Бумага, акварель. 70 × 50

В отличие от многочисленных портретов Зверева, в данном случае мы знаем имя модели. Это портрет Инны Шершовой — жены известного джазового музыканта и композитора Германа Лукьянова. Он остался в истории как экспериментатор, новатор джазовой музыки. Его имя ассоциируется с либеральной атмосферой «Синей птицы» и кафе «Молодежное», где собирались музыканты, выступали поэты и выставлялись молодые художники. Работа поздняя, 1984 год. И видно, что сделана с душой, трогательно. И, конечно, нравится то, что она «во времени» — в неказистой, но очаровательной советской раме, под стеклом. Именно так во многих домах интеллигенции висели семейные портреты Зверева. Эта вещь — напоминание об ушедшей эпохе — что придает ей особенную коллекционную ценность. Устное подтверждение эксперта В. С. Силаева.

ЯКОВЛЕВ Владимир Игоревич (1934–1998) Берег, лодки, вода. 1984. Бумага, гуашь. 54 × 41

Жанровая работа Яковлева 1984 года: лодки, люди, берега. Не так уж часто на рынке встречаются такие сюжеты. Гораздо реже портретов и цветов. Лист приклеен, но сзади на картон наклеена копия сделанной на обороте рисунка надписи с подтверждением сестры Ольги Яковлевой и припиской, что гуашь происходит из собрания семьи чувашского поэта Айги, с которым дружил Яковлев. В правом нижнем углу рисунка подпись и дата: ВЯковлев 84.

ЗУБАРЕВ Владислав Константинович (1937–2013) Портрет. 1975. Холст, масло. 92 × 88

Работы Владислава Зубарева уже почти год являются хитами наших аукционов. Коллекционерам полюбились масштабные философские абстракции ученика Элия Белютина и основателя собственной студии «Темпоральная реальность». По этой современной, смелой работе никогда не скажешь, что она написана 45 лет назад, в 1975 году. Это еще школа Белютина, до ухода в самостоятельное плавание. Эксперименты. Баланс на рубеже фигуратива и абстракции. Замечательная, яркая работа. Метровый размер. И очень разумные деньги.

РУССКАЯ КЛАССИКА

ХАРЛАМОВ Алексей Алексеевич (1840–1925) Изольда и Брангена на корабле. Конец XIX — I четверть XX века. Бумага, уголь. 27,6 × 20

Алексей Харламов входит в топ-100 самых дорогих русских художников. Аукционный рекорд для него превышает 3 миллиона долларов. Это, конечно, за большую живопись. А у нас рисунок, и по вполне комфортной цене. Художник очень интересной судьбы. Перефразируя идеи «американской мечты», можно сказать, что Харламов воплотил «русскую мечту» или даже «французскую мечту». Начнем с того, что он из крепостных. Так стыдливо у нас называют бесправных людей эпохи рабства. Его родителей чуть было не продали отдельно от детей, но по малолетству разрешили оставить мальчика с матерью. В 1861 году рабство отменили. Харламов каким-то образом попал в Петербург, начал посещать вольнослушателем академию художеств, проявил себя, поступил, заслужил несколько золотых и серебряных медалей. Вгрызался в жизнь, пробивался. Вошел в число лучших выпускников академии. Заслужил оплачиваемую поездку за границу, куда отправляли набираться опыта. Учился в Париже. Параллельно участвовал в выставках передвижников. Дослужился до звания академика и… окончательно уехал в Париж. Ему там просто нравилось. Купил там дом. Выставлялся на парижских салонах и имел крепкий коммерческий успех, пока мир не захватили импрессионисты и модернисты. Бывший русский крепостной умер в 1925 году в Париже, в возрасте 84 лет.

А что за рисунок у нас? Все изучено и описано в экспертизе Центра Репина. Это иллюстрация к первому акту оперы Рихарда Вагнера «Тристан и Изольда». В этом действии пленница Изольда приказывает Брангене приготовить яд для себя и рыцаря Тристана, но та подменяет яд на любовное зелье. Красивая и трагическая история любви. Немецкая музыка. И русская графика.

ЕГОРОВ Андрей Афанасьевич (1878–1954) Зимняя дорога в лесу. Картон, темпера. 34 × 48

Очень узнаваемый Егоров со своим любимым сюжетом: русская зима, дорога, сани. На вид — прям русский парижанин. И подпись латиницей. На самом деле нет. Это не художник русского зарубежья. Если не считать таковым Эстонию, где он родился и работал. Как и Харламов, кстати, Егоров тоже из крестьян. Глухонемой с детства, он встретил поддержку Петербургского общества попечения о глухонемых, выучился на художника, сдал экзамен в Академию художеств. После учебы Андрей Егоров расписывал церкви, писал пейзажи. Потом революция, служба художником в политотделе Первой конной армии, возвращение в родную Эстонию. В тяжелые двадцатые годы художник вынужден был делать маленькие картины на продажу, чтобы их могла купить на рынке обычная публика. В войну художник работал в эвакуации, а потом вернулся в Эстонию. После войны Егорову было присвоено звание заслуженного художника республики.