композиция

ШЕСТИДЕСЯТНИКИ

ЗЕЛЕНИН Эдуард Леонидович (1938–2002) Живые и мертвые. 1982. Холст, масло. 99 × 99

Метровый холст Зеленина 1982 года подписан (он так делал не всегда) и опубликован в наиболее полном каталоге Поля Нужейма. Работа, наполненная смыслами и решенная в фирменной стилистике Зеленина. Такую, в принципе, можно было и не подписывать — слишком узнаваемая. Словом, перед нами музейный формат и законченный инвестиционный комплект.

ЯНКИЛЕВСКИЙ Владимир Борисович (1938–2018) Ваза. Из цикла «Психоанализ Афродиты». 2009. Фарфор, надглазурная роспись. 47 × 35 × 18

Малый, дорогой тираж эффектного эротического цикла шестидесятника Владимира Янкилевского. Двенадцать крупных ваз были выполнены на лучших немецких фарфоровых фабриках и расписаны вручную по авторским эскизам. Каждая подписана и сопровождается авторским сертификатом.

Янкилевский называл изобретенное им направление эпическим экспрессионизмом. Его работам всегда были свойственные высокая эмоциональность и эстетическая смелость. Цикл «Психоанализ Афродиты» — гимн женской красоте и сложной психологии. Разные стороны вазы расписаны по-разному. Одна сторона — условно светлая, а вторая — темная. Эстетская, концептуальная вещь. Одна из важнейших для собрания фарфора шестидесятников.

РАБИН Оскар Яковлевич (1928–2018) Три лампы. 1978. Холст, масло. 51 × 61

1978 год — первый парижский год Рабина. Они с женой Валентиной и сыном Сашей формально выехали в странную туристическую поездку, которую после долгих согласований одобрил ОВИР. Поездке предшествовал год угроз и издевательств. В 1977 году Рабину стали активно «шить» 209-ю статью — «тунеядство». Сына, негодного к службе, стали засыпать повестками в армию. Строптивого «тунеядца» Рабина отправили в КПЗ. И только шум, поднятый на западных «голосах», позволил ему быстро выйти из камеры. Но «черная метка» была вручена — уезжайте, а то хуже будет. В биографиях Рабина подчеркивается, что Рабины не собирались уезжать навсегда. Кёльн — Париж, а потом домой. Они не стали продавать кооперативную квартиру в Москве, не стали устраивать «отходную» — прощальный ужин для друзей. В СССР оставалась Катя — дочь Валентины от первого брака. С другой стороны, непонятно, а на что рассчитывал Рабин? Что его настойчиво выпроваживают в турпоездку? Поднабраться впечатлений?

С впечатлениями получилось. В Париже в 1978 году Рабин с головой ушел в работу. Сменил палитру, стал реализовывать новые сюжеты, ходил на выставки, набирался эмоций. Но через полгода почувствовал, что пора домой. Утром 22 июня 1978 года, когда раздался звонок из консульства, Рабины собирали чемоданы — ехать назад в Москву. А дальше — известно как. Вот как это описывает Аркадий Недель в книге «Оскар Рабин. Нарисованная жизнь» (М.: Новое литературное обозрение, 2012):

«Собираться долго им не нужно. Упаковать пару чемоданов, холсты, перед отъездом повидаться с друзьями. Так и планировали. Помешал один телефонный звонок, раздавшийся в квартире Рабиных 22 июня. Звонили из консульства и просили срочно зайти. Вечером того же дня Оскар, Валентина и Александр собирались в Люксембургский музей на открытие выставки, посвященной сакральному искусству.

В кабинете с огромными окнами и лакированным паркетом Рабин оказался в компании второго помощника посла. Тот сидел за столом, изучая какие-то документы.

— Вы Рабин? — спросил помощник.

— Да, я.

— Решением Президиума Верховного Совета СССР вы лишены советского гражданства. Я вас прошу сдать паспорт.

— Да, но это единственный документ, удостоверяющий мою личность. У меня даже нет водительских прав.

— Президиум не выдает водительских удостоверений. Вы должны сдать паспорт немедленно.

— Могу ли я посмотреть на протокол?

— Нет. Вы его получите по почте.

Протестовать, спорить, доказывать не имело никакого смысла… Потеря Рабиным гражданства мгновенно превратилась в сенсацию».

 

 

НЕМУХИН Владимир Николаевич (1925–2016) Пас. 2014. Холст, акрил, коллаж, мел. 60 × 60

На зеленом сукне ломберного стола — многозначительное «Пас». По-французски это означает конец игры или пропуск хода. У неазартного человека Владимира Немухина речь скорее всего идет о философской метафоре. Последняя карта брошена на стол — последнее слово сказано — и будь что будет. Владимир Немухин — художник Лианозовской группы, участник Бульдозерной выставки, ключевая фигура в русском неофициальном послевоенном искусстве.

НЕМУХИН Владимир Николаевич (1925–2016) Посвящение Булату Окуджаве. 1997. Дерево тонированное, металл. 46 × 20 × 9,5

Как шестидесятник — шестидесятнику. Со времен «оттепели» Окуджава был любимцем советской интеллигенции. Фронтовик, доброволец, комиссованный после ранения минометчик, он стал одним из главных поэтов послевоенного времени. Окуджава — автор сценария к фильму «Женя, Женечка и "Катюша"», автор песни «Ваше благородие» в «Белом солнце пустыни» и автор песни «Мы за ценой не постоим…» из фильма «Белорусский вокзал». Свои стихи Окуджава читал под гитару — отсюда этот символический извод в скульптуре Немухина. А лады, образующие крест — это еще одна философская метафора.

ЗВЕРЕВ Анатолий Тимофеевич (1931–1986) Дон Кихот и Санчо Панса. 1975. Картон, масло. 50 × 57,5

Зверев очень любил эту тему. Ему был симпатичен образ неприкаянного и суть беззащитного рыцаря, благородного дона — человека не от мира сего. Зверев скорее всего видел в нем себя самого. Он ведь тоже всю жизнь провел в единоборстве с враждебным социумом и часто недоброжелательным к нему миром. В отличие от Дон Кихота, Зверев не вступал в открытые схватки, а скорее защищался, увертывался, вынужденно притворялся. Оружием мастера социального камуфляжа были кисти и краски, а полем боя — искусство, где искренность неудачников в конце концов побеждает лицемерие бескрылых официальных лауреатов.

Перед нами музейного уровня Зверев, ценный период, важная тема. Находка для коллекционера. Подлинность, конечно же, подтверждена экспертным заключением Валерия Силаева.

ЯКОВЛЕВ Владимир Игоревич (1934–1998) Красный акцент. Композиция. 1967. Бумага, гуашь. 41,5 × 29,5

Яковлев нечасто обращался к абстракции — пожалуй, лишь в начале и в конце творчества. И начальный период, как раз шестидесятые, является наиболее ценным. «Музейное значение», — пишет в экспертизе Валерий Силаев.

Яковлев — легенда неофициального искусства — художник, пользовавшийся уважением коллег по цеху, и любимец творческой интеллигенции. Его гуаши были своего рода талисманами и хранителями первозданной искренности в квартирах советских врачей и ученых. Яковлев — человек сложной судьбы. Он много лет провел в психиатрических интернатах, в последние годы жил под опекой друзей и имел очень слабое зрение.

БЕЛЕНОК Пётр Иванович (1938–1991) Управляющие стихиями. 1990. Оргалит, коллаж, авторская техника. 116 × 85,5

Беленок — шестидесятник, разработчик собственной философской концепции панического реализма. В ее основе — конфликт агрессивной среды и подавляемого ей человека — своего рода аллегория советского мироустройства. И Беленок знал об этом не понаслышке. В свое время он отказался от надежной карьеры «номенклатурного» скульптора в провинции. Бросил лепить бюсты вождей для местных домов культуры. И поехал в Москву заниматься тем, чем по-настоящему был должен и хотел. Сегодня цены на его картины подбираются к миллионной отметке. Но в 1970–80-х он жил в бедности, часто на пороге нищеты. Впрочем, есть другая сторона. Благодаря тому сложному выбору Беленок прочно вошел в историю национального искусства, стал одной из главных фигур нонконформизма.

 

 

СЕМИДЕСЯТНИКИ

ЛЮБАРОВ Владимир Семёнович (1944) Муза. 2000-е. Холст, масло. 70 × 90

«Любаров — это не фамилия, а жанр». А «Муза» — это просто концентрат жанра «Любаров». Мягкий романтический сюжет, атмосфера русской пасторали, выписанные характеры. Все, кто приходят — ахают! Красота, да и только!

До 1991 года Любаров был успешным книжным и журнальным графиком. Трудился в издательстве «Реклама». Был главным художником журнала «Химия и жизнь». Оформлял фантастику Станислава Лема, Рэя Брэдбери и братьев Стругацких. Но как яркий живописец Любаров родился лишь в 1991-м. Он приехал в еще неиспорченную капитализмом деревню Перемилово в 160 км от Москвы, влюбился в этот оазис искренности, и вскоре это привело к рождению нового наивного жанра.