лицо

ШЕДЕВРЫ

ЦЕЛКОВ Олег Николаевич (1934–2021) Связанное лицо. 1989. Холст, масло. 100 × 81

«Целков — это гремучая смесь из светотени Рембрандта, пышной плоти Рубенса, помноженная на русское безумие и мощь варварского духа!» Так о творческом методе шестидесятника Олега Целкова отозвался однажды его друг Михаил Шемякин.

Ряд разбирающихся людей считает не только редкие шестидесятые, но и плодотворные восьмидесятые годы особо ценным периодом в творчестве Целкова. В 1980-е художник достиг технического совершенства собственных методов и вдохновенно применял их для своих давно изобретенных канонических сюжетов. Целковские «морды» в это время особенно фактурны. Плоть выступает за поверхность холста, а палитра обеспечивает внутреннее свечение, словно «Лунная ночь на Днепре» у Куинджи.

Персонаж-морда — лирический герой большинства произведений Целкова. Образ появился случайно, в 1960-х. Случайно написанная рожа, в которую вглядывался Целков, начала вглядываться в него. Образ стал эволюционировать, и из рожи появился целый алфавит — фрукты особой формы, пышные тела, стилизованные вилки, ножи, ложки. Творческие находки молодого художника советской власти категорически не понравились. Первую персональную выставку Целкова в Курчатовском институте в 1965 году борцы с инакомыслием закрыли через два дня. А вторую выставку в Доме архитектора свернули через 15 минут после открытия — тупо выключили свет. В середине 1970-х Целкову подали недвусмысленный сигнал — хорошо бы уехать. И в 1977 году он так и сделал. Предполагалось, что вскоре про Целкова забудут. Кому он нужен в той Франции без преданного зрителя. Оказалось, нужен. Железный занавес не справился. Да и оставалось этому занавесу меньше десяти лет. Сегодня Целков — гордость национального искусства, один из самых дорогих авторов обоймы нонконформистов.

ШЕСТИДЕСЯТНИКИ

РАБИН Оскар Яковлевич (1928–2018) Две рыбы. 1971. Холст, масло. 82 × 99

Рыбы музейного метрового размера доэмиграционного периода! Селедка — канонический образ Рабина, хорошо знакомый нам по музеям и каталогам. Но на аукционах рыбы — редкость. К нам за все время подобные сюжеты попадали лишь дважды.

Сюжеты Рабина пересыпаны тайными знаками и символами. Например, скрипка — это разочарования детства, нелюбимый инструмент, на котором его заставили играть. Вот и селедка в творчестве Рабина тоже несет сложный символизм. Первый смысл — символ тягот судьбы. Ведь селедка — закуска бедняков, дешевый и доступный в магазинах продукт времен советского дефицита. Второй смысл, а может, и главный — «ихтис» — рыба по-гречески — созвучное с Иисус тайное слово христианских заговорщиков катакомбного периода. Ну а третий смысл, следующий из взаимного расположения двух рыб — это знак зодиака Рыбы. И это лишь те трактовки, которые лежат на поверхности. Не сомневаемся, что новый владелец найдет еще несколько.

НЕИЗВЕСТНЫЙ Эрнст Иосифович (1925–2016) Сквозь тернии к звездам. 1977. Холст, масло. 80 × 130

Работа вдохновлена успехами человечества в покорении космоса. 1970-е — период расцвета пилотируемой космонавтики и в СССР, и в США, где в это время уже работал Неизвестный. Впрочем, работа больше, чем о космосе: это рассказ о стремлении человека к новым высотам, к высшим целям, несмотря на все препятствия. Подлинность картины подтверждена дочерью художника Ольгой Неизвестной и экспертным заключением Валерия Силаева.

РОГИНСКИЙ Михаил Александрович (1931–2004) В мастерской. 2003. Холст, масло. 62 × 82,5

Михаил Рогинский — один из самых самобытных художников неофициального послевоенного искусства. Он — разработчик «документализма», который считается разновидностью «русского поп-арта». А по сути — противоположностью поп-арта. Если американский стиль — это пример социального оптимизма, гимн эпохи развитого потребления, то русский поп-арт — это апофеоз убогости быта обычных советских людей.

Перед нами уже парижский Рогинский, времен эмиграции. Для этого времени характерен лаконизм палитры и строгая сюжетность. Вот и в нашем случае речь идет о натюрморте, по сути выполненном в оттенках серого. С одним точным, мастерским, синим акцентом. Сейчас мы переживаем короткий период, когда работы Рогинского на рынке — не дефицит. Но про данный случай одно можно сказать точно. Предыдущий владелец обладал незаурядным вкусом — он выбрал работу на редкость эстетичную, стильную, эффектную. И, конечно, философскую. Ибо что может быть метафоричнее в нашей жизни, чем беспорядок из старых вещей.

ЯКОВЛЕВ Владимир Игоревич (1934–1998) Красный цветок в пейзаже. 1974. Бумага, гуашь. 58 × 42,5

1974 год. Именно такие цветы Яковлева полюбились его первым покупателям — врачам, конструкторам, артистам. Они, как и сам художник, видели в них символы хрупкости жизни. Цветы Яковлева подкупали своей искренностью и трогательностью. За то их и любили.

Яковлев — человек сложной судьбы. Он с юности страдал душевным недугом и слабым зрением. Его успех как художника не имеет никакого объяснения, кроме мистического. Люди, которые его знали, поражались не только его талантом как автора, но и потрясающим талантом зрителя. Владимир Янкилевский вспоминал, как Яковлев осматривал его полиптих. Огромную работу он разглядывал в упор, почти прижавшись носом. И после этого рассказал свою трактовку, глубоко поразившую автора.

ВУЛОХ Игорь Александрович (1938–2012) Интерьер. 1979. Холст, масло. 70 × 55

Говорим об этом не впервые. Но не грех повторить. Вулоха зачастую ошибочно принимают за художника беспредметного. Это не так. Его вещи, кажущиеся на первый взгляд абстрактными, зачастую имеют конкретную фигуративную основу. Из полос и точек проглядывают осенние и зимние пейзажи. Из косых линий — грани интерьеров. И так далее. Художник редуцировал оптический «кадр» до предельно лаконичных элементов. И если есть подсказки, то их несложно реконструировать.

А перед нами сегодня — одна из самых востребованных тем в творчестве художника. Такие сюжеты всегда служили украшением выставок и каталогов. Ценный 1979 год. Вулох на пике формы. Все у него получается. И творческие удачи следуют одна за одной.

Подлинность картины подтверждена экспертным заключением Валерия Силаева.

 

 

СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО

САВКО Александр Андреевич (1957) Слепенькие. 2022. Холст, акрил. 70 × 120

И опять интересный случай. Встреча диснеевских капиталистов Скруджей МакДаков с брейгелевской метафоричностью. Конечно же, большинство сразу узнало прототип этого сюжета. Да, это «Притча о слепых» Питера Брейгеля Старшего Мужицкого (ок. 1525–1569). Фламандский художник — автор знаменитых «Охотников на снегу» — под конец жизни написал серию назидательных картин на темы голландских пословиц. Например, у него есть картина, иллюстрирующая пословицу «Дороги к виселице ведут через веселые лужайки». А сюжет собственно «Притчи о слепых» — про то, что «Если слепой поведет слепого, то оба упадут в яму». Самой фразе более двух тысяч лет. В евангельских текстах Христос произносит ее в ответ на критику фарисеев. И еще раньше она встречается в трудах греческих мыслителей. Брейгель предложил еще более метафоричное прочтение, собрав в картине не двух, а шестерых слепых. И когда первый уже угодил в яму, последний бредет в счастливом неведении.

Александр Савко — главный российский художник в жанре палимпсеста. Его конек — абсурдистское юмористическое переосмысление классики. Отметим, что работа сделана с учетом многих контекстов. В частности, она специально затонирована, чтобы не быть избыточно яркой. Автор хотел сделать ее похожей на изображение в старых телевизорах с электронно-лучевой трубкой. Именно на таких мы впервые и увидели диснеевских Скруджей.

СЕМИДЕСЯТНИКИ

ФАЙБИСОВИЧ Семён Натанович (1949) Натюрморт. 1983. Оргалит, масло. 30,5 × 22

Мы привыкли к картинам Файбисовича в жанре социального фотореализма. А вот такие в диковинку. Но был и такой Файбисович. 1983 год — это времена позднего Горкома графиков на Малой Грузинской. Там Файбисович входил в группу «20 московских художников» вместе с Игорем Снегуром, Евгением Измайловым, Петром Беленком, Константином Худяковым и другими. В этой работе нет никакой социальной метафоры. Автор решает декоративные задачи на стыке с жанром ванитас.

ШЕСТИДЕСЯТНИКИ

ЗВЕРЕВ Анатолий Тимофеевич (1931–1986) Мужской портрет. 1958. Картон, масло. 49,5 × 34

Особо ценный период, 1958 год! Зверев в своей лучшей интеллектуальной форме. Виртуозный экспериментальный экспрессионизм для ценителей.