С Юрия Злотникова начинается хронология «другого искусства», разобранная в одноименном справочнике. Собственно, история начинается с того, как в 1956 году молодой художник Юрий Злотников разрабатывает «сигнальные системы» — новаторский вид психофизиологической абстракции, графически фиксирующей биоимпульсы и эмоциональные реакции человека. Злотников внимательно слушал своих друзей-ученых, занимающихся кибернетикой, чтобы изобрести художественный язык для описания человеческой психосоматики.

Перед нами самый большой холст Рухина из всех, что мы когда-либо выставляли на торги. Метровый музейный размер. Особо ценный период — 1969 год. Некогда фигуративный художник, Рухин с головой и навсегда ушел в абстракцию.

«Целков — это гремучая смесь из светотени Рембрандта, пышной плоти Рубенса, помноженная на русское безумие и мощь варварского духа!» Так о творческом методе шестидесятника Олега Целкова отозвался однажды его друг Михаил Шемякин.

Рабин имел обыкновение по несколько раз возвращаться к своим важным сюжетам. У него есть несколько вариаций «Визы на кладбище», несколько «Паспортов», несколько авторских повторов программного полотна «Чертово колесо». Поэтому вторая картина «Три лампы» не стала большой неожиданностью. Сюжет концептуальный, и не грех его дораскрыть.

Дмитрий Плавинский — давний любимец коллекционеров. Костаки купил его первую работу в 1960 году, увидев на квартирной выставке у Цырлина. Сегодня Дмитрий Плавинский — признанный мастер структурного символизма, работы которого находятся в лучших музеях мира. Особый путь художника-исследователя открылся Плавинскому в конце 1950‑х годов, после первого путешествия в советскую Среднюю Азию. Величественные руины, артефакты древних цивилизаций стали для него источником вдохновения на всю жизнь.

Один из самых известных сюжетов Леонида Пурыгина, доступных в разных вариациях. Философско-пасторальная композиция с элементами босховского абсурда. В этот раз основное действующее лицо — мечтательная жрица любви, в памяти которой возникают образы прошлого. В них есть всякое. И хасид с инициалами О. О., и усатый истукан С., и огурец, и даже причесанный Л. П. в галстуке — уж не Лёня ли Пурыгин собственной персоной?

Скрипка — исповедальная тема в творчестве Рабина. Память о детстве, лишениях, потере иллюзий и растраченных страстях. Скрипку, насколько можно судить по биографическим книгам, он не любил. Этот инструмент нравился матери, а Оскару не хватало терпения. Со скрипкой связан мистический случай, описанный в книге Аркадия Неделя «Оскар Рабин. Нарисованная жизнь».

Метровый холст Зеленина 1982 года подписан и опубликован в наиболее полном каталоге Поля Нужейма. Работа, наполненная смыслами и решенная в фирменной стилистике Зеленина. Такую, в принципе, можно было и не подписывать — слишком узнаваемая. Словом, перед нами музейный формат и законченный инвестиционный комплект.

Летящие по воздуху бревенчатые домики, избушки, бараки мы видим у Рабина не в первый раз. Некоторые считают, что это специфичная именно для 1977 года тема «перекати-поле» — предвестник скорого расставания с родиной. Но на самом деле этот образ в творчестве Рабина появился минимум за 17 лет до описываемых событий.

1977 год — последний год Рабина в СССР. Впереди — эмиграция и лишение советского гражданства. Ничего этого он еще не знает, но чувствует, что вскоре жизнь серьезно изменится. Что впереди? Франция или тюрьма — никто по-настоящему не знает. Эта картина — предчувствие.