Геометрический Штейнберг ценного московского доэмиграционного периода. 1970‑е годы. И метровый музейный размер. А уж сюжет — находка для коллекционеров. Это не привычная композиционная «геометрия», а супрематический концентрат. В центре — планетарная модель, а в левом углу — «картинка в картинке». Экспериментальная вещь! Редкость!
Фарфоровые черные скульптуры и их белые аналоги — первый и единственный опыт Олега Целкова по переносу его персонажей в малую скульптурную пластику. Другими словами: у него были тарелки, ваза, блюда и даже фарфоровое яйцо, но там использовался прием переноса плоских изображений. А вот объемная пластика у Целкова была только в фарфоре и бронзе.
1971 год — московско-тарусский период Штейнберга. Легкая, воздушная, светлая вещь. В этой работе доминирует фигуративная основа. Хотя если присмотреться, то фон, на котором летит птица, рассечен геометрическим элементом, свойственным супрематической линии художника.
Образцовый Штейнберг конца 1970‑х. Еще до Франции, до эмиграции, до галереи Клода Бернара. Это московский-тарусский Штейнберг. И это высшая точка его исследований вглубь супрематической абстракции.
«Московский Моранди» Владимир Вейсберг — один из главных и самых дорогих художников неофициального послевоенного искусства. Выраженный одиночка. Вейсберг говорил, что «общего у меня с современниками — только стена».
Редкий по настроению Беленок. Изобретатель «панического реализма» неожиданно обратился к теплому, оптимистичному сюжету, пусть и не без легкой меланхолии. Авторское название — «Сплошная радость». Откуда это? Можно предположить. 1987 год — время надежд и оптимизма.
Полутораметровый Штейнберг поразительной красоты и высочайшего музейного уровня. Это классический сюжет для одного из главных представителей второго авангарда. Лаконичный язык супрематизма, диалог с Малевичем, но при этом совершенно особый эстетизм. Недаром одним из первых его учителей был «Петрович» — Борис Петрович Свешников.
Шедевр признанного мастера кафкианской романтики. Ценнейший период. 1975 год. Крупный размер. Высочайшая степень проработки. Абсолютно музейный уровень. Глядя на эту мягкую, возвышенную живопись, сложно предположить, что рисование для Свешникова в конце 1940-х — начале 1950-х было способом сохранения рассудка в тяжелейших условиях лагеря. Юный художник, измученный голодом и болезнями, представлял и рисовал воображаемые миры. По вечерам в бараке, после тяжелых работ, на листках бумаги начинали кружиться дамы с кавалерами. А за их галантными па наблюдала смерть-подружка.
Изобретателем приема сфумато считается великий Леонардо да Винчи. Он придумал, как придавать изображению тонкую размытость, и научился достигать состояния «на грани» — когда фактура только-только начинает растворяться в воздухе и появляется марево. Именно эта техника отчасти позволяет объяснить таинственность улыбки Моны Лизы. Сфумато создает настроение многих работ шестидесятника Юрий Купера. Даже само слово у нас ассоциируется сегодня с его именем. А сама старинная техника в его руках получила новое развитие.
В нашем мире есть слишком мало людей, способных идти вперед без оглядки на общественное мнение, на агрессивное непонимание и оголтелую критику. И Рауфу Мамедову нужно было иметь изрядную смелость, чтобы еще 20 лет назад показывать свои проекты. Критикам не нравилось, что моделями для фотокартин Рауфа Мамедова выступали люди с синдромом Дауна и люди с шизофренией. Художник визуализировал философскую теорию Жиля Делёза, его «шизоанализ», где безумие можно трактовать как высшую форму освобождения и двигатель прогресса.