Искусствоведы относят 1991 год к периоду «психоделического колорита» и «трансцендентного свечения». А мы по‑простому называем его «сине-зеленым». В последние пятнадцать лет своего творчества Свешников применяет особую мозаичную сетчатую технику письма. Его сюжеты собираются словно из роя ячеек, заполненных оттенками синего и зеленого. Издалека это напоминает дивизионизм, легко спутать. Но, если приглядеться, то это лишь иллюзия.

Перед нами романтический период в творчестве Харитонова — особо ценный! Пройдет несколько лет, и его пейзажи заселят ангелы, богомольцы, странники. А пока мир Харитонова — это галантные дамы, пажи, средневековые замки, сказочные сцены.

Перед нами работа с богатой выставочной историей, опубликованная в монографии Маневич и с резонансной музейной выставкой в анамнезе. «Композиция с птицей» — классический сюжет Штейнберга, изящный симбиоз фигуративного элемента, положенного на супрематическую основу. Много лет эта картина была в известном собрании Иосифа Бадалова и в 2009 году выставлялась в Московском музее современного искусства на выставке «Традиция нонконформизма».

Сложная, кропотливая работа Харитонова словно соткана из тысяч «вулканических» островков краски. Автор — художник Лианозовской группы, в некотором смысле единомышленник Немухина и Вечтомова. Сегодня он — один из самых дорогих и востребованных художников первого ряда. В семидесятые годы Харитонов глубоко погрузился в религиозную метафоричность. Героями его произведений все чаще становились богомольцы, странники, ангелы и святые. Неслучайно коллеги по цеху стали называть Харитонова «проповедником добра».

Первый год на территории «свободного мира». Первый год его Парижа. В Париже в творчестве Рабина многое изменилось. Палитра стала другой, поменялась подпись да много чего. Но настроение еще долго оставалось лианозовским. Да и сюжеты он еще долго использовал те, что придумал на родине.

«Какой удивительный зимний Беленок!» — воскликнул один из коллекционеров, когда увидел картину в нашем офисе. Да, оптимистичный светлый Беленок считается редкостью. Еще большей редкостью считается использование женских образов. А уж тем более моделей в зазывных позах.

Масло у Яковлева — уже само по себе редкость. Художник жил в таких условиях, что редко получалось работать пахучими материалами. А в этой картине сошлось вообще всё: и живописная техника, и ценная пуантель (в стиле «портрета ветра»), и его главный образ цветка. Причем, если обычно цветы Яковлева — это спокойный сплав одиночества и беззащитности, то в нашем случае баланс сильно смещен в сторону экспрессивной мятежности. Безусловный музейный уровень!

Перед нами классический «рубежный» Краснопевцев. 1960 год. Коллекционеры ценят этот период за спокойный колорит, геометрическую выверенность композиции, лаконизм живописной подачи. Ну, и главное, конечно, за невероятную атмосферу покоя и гармонии, свойственную медитативным натюрмортам мастера. Примерно через год Краснопевцев еще сильнее сузит цветовую гамму своих натюрмортов и заметно поменяет манеру.

Классический Штейнберг музейного класса. Размер под метр. На светлом фоне. В среде профессионалов торговли бытует мнение, что светлый Штейнберг более востребован коллекционерами, чем темный. На наш взгляд, это преувеличение. Всегда решает комплекс факторов: экспертиза, цена, техника, размер, период и сюжет. В этом случае — можно признать, что все факторы успеха собрались вместе.

Странные кривые железяки, уложенные художником, не обманут никого, кто учился в музыкальной школе. Да, слева — явно фрагмент басового ключа, а справа — форма ключа скрипичного. О природе появления музыкального шифра в натюрморте Краснопевцева у нас есть свои догадки. Известно, что именно в это время — на рубеже 1950–60‑х годов — Дмитрий Краснопевцев познакомился с легендарным пианистом Святославом Рихтером.