«Дон Кихоты» неслучайно стали особо ценными трофеями для ценителей творчества Зверева. Не только в силу их энергетической мощи и эстетической цельности. Для Зверева картины с рыцарем печального образа были вещами исповедальными. В беспомощном чудаке, ставшем мишенью для насмешек у деловых современников, он видел себя как в зеркале. А роман Сервантеса был в числе его любимых.

Эмоциональный, немного хулиганский автопортрет Ситникова, сделанный уже в американский период. Василий Яковлевич смотрит с него с прищуром, с хитрецой. Холст музейного размера, виртуозная живопись, безошибочно узнаваемый стиль, где фоны прорабатывались одежной щеткой с нанесенной краской.

«Базарный день» Владимира Пятницкого по-босховски парадоксален. Вот на заднем плане пристроилась обнаженная купальщица. Ей издалека машет полотенцем довольный мужик. В центре же творится какая-то чертовщина. Шахматист играет с козлищем. Из подворотни выглядывает исполинское лицо, а за всем этим наблюдает черный кот. Парадоксален и передний план: от зрителя уходит мамашка в супермини, а главная героиня — бабуля с курочками.

Пожалуй, перед нами одна из двух лучших картин Василия Ситникова, что мы когда-либо выставляли. Образ храма, проступающего в утреннем тумане — это известная повторяющаяся тема в творчестве Ситникова. Но конкретно эта картина — не просто воздушная и вдохновенная, но еще очень личная и ностальгическая.

«Надо же, как хорошо» — звучало бы название этой работы в пересказе для детей младшей группы. Но Пурыгин был искренен во всем. Творческих эмоций не скрывал. И названий для коммерческой привлекательности не камуфлировал. Знатоки Пурыгина сразу узнают палитру 1970‑х годов — более зеленую. Ну, а сюжет — фирменный. Одновременно философский и хулиганский.

Женщина, принимающая ванну, — излюбленный сюжет Пьера Боннара, Эдгара Дега. А если сделать поправку на прогресс в сантехнике, так и вовсе вечная тема — от «Сусанны и старцев» Рембрандта с Тинторетто до гаремов и купален Жана-Леона Жерома. Но здесь — другое. Персонаж, заглядывающий в ванну — это Длинношеее существо. Так называется любопытное создание из диковинного мира Виктора Пивоварова.

Пейзажи с монастырской стеной входят в число любимых и самых узнаваемых сюжетов Василия Ситникова. Наша картина родилась в ходе одного из уроков Ситникова. Слово «урок» следует воспринимать буквально. Ситников давал задание одному из учеников, брался исправлять и порой так увлекался, что сам становился фактическим автором итоговой вещи. В этом случае он ставил на удачной вещи свою подпись и указывал ее «родословную».

Василий Яковлевич Ситников был виртуозным живописцем. Он любил демонстративные ухарские приемы. На глазах у удивленной публики он мог написать композицию половой щеткой и любыми подручными средствами. Впрочем, самые лучшие его картины сделаны кропотливо и тонко. Как и сегодняшняя «Московская идиллия».

«Кубы и колбы» — безусловный шедевр Вейсберга и красноречивый ответ скептикам «белого на белом». Перед нами не просто одна из лучших работ периода, но и вещь в отличной сохранности. Про «белое на белом» ходят слухи, что со временем цвета на картинах Вейсберга меняются и задумка автора теряет свою очевидность. Здесь мы можем убедиться, что это не так.

Образцовый Штейнберг конца 1970‑х. Еще до Франции, до эмиграции, до галереи Клода Бернара. Это московский-тарусский Штейнберг. И это высшая точка его исследований вглубь супрематической абстракции.