Пейзажи с монастырской стеной входят в число любимых и самых узнаваемых сюжетов Василия Ситникова. Наша картина родилась в ходе одного из уроков Ситникова. Слово «урок» следует воспринимать буквально. Ситников давал задание одному из учеников, брался исправлять и порой так увлекался, что сам становился фактическим автором итоговой вещи. В этом случае он ставил на удачной вещи свою подпись и указывал ее «родословную».
Любая картина из дивизионистского периода Калинина — это находка для коллекционера. Таких картин в несколько необычной для художника стилистике (с элементами пуантели и дриппинга) известно, может быть, чуть больше десяти. А уж серия «Цирк» — еще меньше. В самом большом каталоге живописи Калинина опубликовано лишь четыре цирковые картины, созданные в период 2007–2013.
«Карнавалы» — это крупная магистральная тема в творчестве шестидесятника Михаила Шемякина, разработчика идеи метафизического синтетизма. Художник много лет ставит костюмированные представления своего исторического театра. Довольно часто в них встречаются диковинные персонажи венецианских карнавалов, карнавалов Санкт-Петербурга. Но интересно, что изначально источником вдохновения для карнавальных циклов послужили африканские маски, наряды русских скоморохов и стилистика русского лубка XIX века.
Музейного масштаба холст и разухабистая живопись с русским духом — это как раз тот формат, который особенно ценят коллекционеры Шульженко. Впрочем, другие его за это же ненавидят, обвиняя чуть ли не в русофобии. Подобно актеру, сыгравшему отрицательного персонажа, Шульженко достается за героев его картин — пьяниц и их разбитных подруг. Однако для художника пьяницы и маргиналы — не часть окружения, а объект исследования.
Этот метровый холст — совместная работа периода дружбы двух ярких фигур питерского андеграунда — Михаила Кулакова и Виталия Кубасова. В 1960‑х они учились в ленинградском театральном институте у художника Николая Акимова. Как и Евгений Михнов-Войтенко, Олег Целков и другие. Художники зарабатывали книжной графикой, а для души много экспериментировали, искали новые техники абстрактного экспрессионизма, вели самостоятельные философские искания.
«Ух! С такой картиной я смог бы жить. Кто автор?» Примерно такими словами реагировали насмотренные люди, которые приходили в наш офис в предаукционную неделю. Вдвойне интересно, что это была чистая реакция на живопись, без поправок на имя. Автора никто из этих коллекционеров как раз не знал. Имя Алексея Базанова в Москве не на слуху, в отличие от Питера, где он выставлен в музее «Эрарта».
«Додичка», как звал своего друга Владимир Маяковский, Давид Бурлюк вошел в историю как отец русского футуризма. В молодости он был бунтарем, организатором акций футуристов. Бурлюк щедро раздавал пощечины общественному вкусу. Это он придумал раскрашивать лица, вставлять ложки в петлицы пиджаков и всячески шокировать обывателей внешним видом и экстравагантными выходками. Но не все пошло так, как он задумал.
Игра безнатурных структур в пространстве. Биоморфный космизм. Художник стопроцентной узнаваемости. Яркий, выразительный, новаторский. Кто видит в первый раз, ни за что не догадается, что эти яркие космические пятна — сублимированные впечатления от вспышек взрывов, которые художник видел на войне. Сегодня Николай Вечтомов — один из самых востребованных художников среди коллекционеров, а его работы регулярно становятся хитами аукционов.
Мастер метафизического натюрморта Дмитрий Краснопевцев сегодня является одним из самых дорогих художников неофициального искусства. Его аукционный рекорд на пике рынка составил почти миллион долларов. Философская основа метафизических натюрмортов Краснопевцева — это идея бренности мира и стремление к естественной гармонии, олицетворением которой является равновесие без симметрии.
Свое кредо Вейсберг формулировал просто: «Я изучаю палитру». А на вопрос о своем месте в современном искусстве отвечал, что «общего у меня с современниками — только стена». Главным для него был собственный мир. Его религией была колористика. А храмом — выкрашенная во все белое комната в коммунальной квартире на Арбате, превращенная в мастерскую. Куда были допущены лишь самые близкие единомышленники.