Музейного масштаба холст и разухабистая живопись с русским духом — это как раз тот формат, который особенно ценят коллекционеры Шульженко. Впрочем, другие его за это же ненавидят, обвиняя чуть ли не в русофобии. Подобно актеру, сыгравшему отрицательного персонажа, Шульженко достается за героев его картин — пьяниц и их разбитных подруг. Однако для художника пьяницы и маргиналы — не часть окружения, а объект исследования.

Этот метровый холст — совместная работа периода дружбы двух ярких фигур питерского андеграунда — Михаила Кулакова и Виталия Кубасова. В 1960‑х они учились в ленинградском театральном институте у художника Николая Акимова. Как и Евгений Михнов-Войтенко, Олег Целков и другие. Художники зарабатывали книжной графикой, а для души много экспериментировали, искали новые техники абстрактного экспрессионизма, вели самостоятельные философские искания.

«Ух! С такой картиной я смог бы жить. Кто автор?» Примерно такими словами реагировали насмотренные люди, которые приходили в наш офис в предаукционную неделю. Вдвойне интересно, что это была чистая реакция на живопись, без поправок на имя. Автора никто из этих коллекционеров как раз не знал. Имя Алексея Базанова в Москве не на слуху, в отличие от Питера, где он выставлен в музее «Эрарта».

«Додичка», как звал своего друга Владимир Маяковский, Давид Бурлюк вошел в историю как отец русского футуризма. В молодости он был бунтарем, организатором акций футуристов. Бурлюк щедро раздавал пощечины общественному вкусу. Это он придумал раскрашивать лица, вставлять ложки в петлицы пиджаков и всячески шокировать обывателей внешним видом и экстравагантными выходками. Но не все пошло так, как он задумал.

Игра безнатурных структур в пространстве. Биоморфный космизм. Художник стопроцентной узнаваемости. Яркий, выразительный, новаторский. Кто видит в первый раз, ни за что не догадается, что эти яркие космические пятна — сублимированные впечатления от вспышек взрывов, которые художник видел на войне. Сегодня Николай Вечтомов — один из самых востребованных художников среди коллекционеров, а его работы регулярно становятся хитами аукционов.

Мастер метафизического натюрморта Дмитрий Краснопевцев сегодня является одним из самых дорогих художников неофициального искусства. Его аукционный рекорд на пике рынка составил почти миллион долларов. Философская основа метафизических натюрмортов Краснопевцева — это идея бренности мира и стремление к естественной гармонии, олицетворением которой является равновесие без симметрии.

Свое кредо Вейсберг формулировал просто: «Я изучаю палитру». А на вопрос о своем месте в современном искусстве отвечал, что «общего у меня с современниками — только стена». Главным для него был собственный мир. Его религией была колористика. А храмом — выкрашенная во все белое комната в коммунальной квартире на Арбате, превращенная в мастерскую. Куда были допущены лишь самые близкие единомышленники.

Евгений Рухин — легенда нонкоформизма. Он из тех неудобных и смелых «буйных», которых власти шибко не любили. Они предпочитали, чтобы их боялись и не высовывались. А Рухин требовал, отстаивал, не соглашался. И не боялся. Он боролся за право свободно работать, развил бурную неофициальную деятельность в Ленинграде, стал настоящей костью в горле у властей. Именно поэтому его гибель в пожаре в мастерской в 1976 году многие до сих пор отказываются считать несчастным случаем.

Этот жесткий психологический и мистический цикл Михаила Шемякина называется «Ангелы смерти». Серия одноименных акварелей в 1995 году выставлялась в Эрмитаже. Мощнейший экспрессионистский цикл: преодоление кошмаров, десакрализация мира теней, фоторепортаж из глубин подсознания.

Тушенош — носильщик разделанных туш — это философский метафорический образ в творчестве Шемякина. Для художника это была возможность показать символическое соседство жизни и смерти, размышление о суете сует и, конечно, выражение эстетического восторга, полученного в «Чреве Парижа». «Чревом», или «животом Парижа», писатель Эмиль Золя называл продовольственный рынок Ле-Аль — олицетворение бурной торговой жизни и сопутствующих пороков.